Вообще с ними неинтересно разговаривать. Не со всеми, конечно. С Владимиром Ивановичем - пожалуйста, он веселый. С Алексеем Ивановичем - пожалуйста, он честный. И с Линой Львовной - она всегда слушает и не перебивает. Ей про что угодно можно рассказывать.
А толстый директор мне не понравился. Он нас орлами называл, а ведь это тоже вроде героев. Наверно, никаких станков он нам не даст.
После уроков мы с Борькой стали кричать, чтобы ребята остались.
Они сначала не хотели, но я сказал, что мы чего-то про станки знаем.
Борька вышел к доске и сказал, что у нас сегодня не собрание, а просто так. Я когда услышал, что «просто так», меня будто что-то толкнуло. Я хотел сказать: «Если просто так, то нечего оставаться». Это я по привычке. Но я сразу вспомнил, что сам уговаривал ребят остаться. И ничего не сказал. А то был бы один смех, и ничего бы не вышло.
Борька сказал ребятам:
- Давайте сходим на завод. Попросим, чтобы нам хорошие станки дали. Они ведь обещали.
А ребята закричали:
- Он все равно не даст!
- Нас на завод и не пустят!
Тогда я тоже крикнул:
- А вы пробовали - пустят или не пустят?
- А ты пробовал?
- Не пробовал, - говорю я. - Значит, нужно попробовать. Нужно бороться, чтобы станки были.
- Ты языком только можешь бороться, - вставила Милка Орловская.
У меня даже голос охрип от удивления. Не оттого, что она про язык сказала, - это все говорят, - а потому, что она вообще рот раскрыла. Она только с девчонками шушукается. А меня она боится. Она ведь знает, что могу ее словами заговорить хоть до смерти. И я уже хотел сказать ей про мальчика и девочку. Но тут я подумал, что опять будет один смех, а станков у нас так и не будет. И я сдержался. Наверное, я все-таки очень выдержанный. Я на нее даже не посмотрел, как будто это муха пискнула.
- Так что, - говорю, - пойдем или не пойдем?
Одни говорят: «пойдем», другие - «не пойдем». Ничего не разберешь. Все кричат, спорят между собой - дадут или не дадут. А чего тут спорить? Нужно попробовать - и все. И вдруг я придумал.
- Але! Ребята! - сказал я. - Если мы станки достанем, в шестом «Б» все лопнут от зависти.
И сразу стало тихо.
Шестой «Б» мы просто ненавидим. У нас в классе про шестой «Б» даже говорить воспрещается. За это пенделей дают. Они нас все время дразнят из-за пузырьков. Главное, что мы не виноваты. Из-за этого еще обиднее.
В самом начале года мы собирали аптекарские пузырьки. Владик, наш пионервожатый, вызвал их на соревнование. А нам забыл сказать. Они набрали сто пятьдесят два, а мы всего восемь штук. Просто нам не повезло - в наших домах все какие-то здоровые, пузырьков не было. Да еще ребята не знали про соревнование - зайдут в одну-две квартиры, а больше не ходят. Я бы, если знал, в доме все лекарства вылил. У нас пузырьков штук десять. А так я даже и не ходил по квартирам. Я в шайбу играл.
А теперь они нас дразнят. Главное, они придумали, чтобы все время про пузырьки говорить. Им говори что хочешь, а они - обязательно про пузырьки.
- Ну и классик у вас, - говорят они. - Сплошные бездельники.
Мы отвечаем:
- Сами вы бездельники. У нас, например, Таланов сам приемники делает.
Они говорят:
- Это мы знаем. Приемники - конечно, хорошо. А вот как у вас с пузырьками?
Мы отвечаем:
- У нас Гера Попов - чемпион района по шахматам.
Они говорят:
- Верно. А как насчет пузырьков?
Мы отвечаем:
- У нас пять круглых отличников.
А они говорят:
- А пузырьков сколько?
Просто замучили нас с этими пузырьками. Мы понимаем, что они нарочно говорят. Они видят, как мы злимся, и говорят назло. Но мы от этого еще больше злимся.
И вот когда я сказал про шестой «Б», сразу стало тихо. Потом Дутов запыхтел:
- Пых… пых… Шмелю - пендель.
Дутов встал, чтобы дать мне пендель. Но его усадили на место и пригрозили, что опять под парту засунут.
И все закричали, что нужно идти на завод. Борька сказал, чтобы подняли руки, кто пойдет. Ребята подняли по две руки. И мы договорились встретиться завтра около кино в половине десятого.
Мы уже хотели уходить, и вдруг прибежал Владик:
- А я думал, вы уже ушли, - сказал он.
- Чего ж ты пришел, если думал? - спросил я.
- Это не твое дело, Шмель! - сказал Владик. - Ребята, у меня важное задание. Завтра в десять часов вы пойдете на сбор пузырьков.
Ребята прямо ахнули. У нас никто слова такого слышать не может - «пузырек». Я сначала даже подумал, что Владик нарочно говорит.
- У т е б я важное задание? - спросил я Владика.
- Ну да, важное.
- Чтобы мы пузырьки собирали?
- Ну да. Тебе, Шмель, непонятно?
- Непонятно. Задание у тебя, а мы собирать будем. Вот ты сам и собирай.
- Ты, Шмель, брось эти штучки, - сказал Владик. - Это пионерское поручение.
- А ты пойдешь?
- Я не могу, ребята. У меня завтра соревнование - за честь школы.
- Ну тогда и мы не пойдем.
- Ты говори за себя. Чего ты за весь класс говоришь!
- Вот весь класс и не пойдет. Мы уже договорились…
И тут ребята начали гудеть. Мы всегда гудим, если нам что-нибудь не нравится. Можно так гудеть, чтобы рта не открывать. Я посмотрел на Борьку и увидел, что он тоже гудит. И даже Вика. Только Дутов не гудел. Наверно, он боялся, что его назовут недисциплинированным.
- Ну, ладно! - сказал Владик. - У вас есть председатель отряда. Вот он и будет отвечать. А мне некогда с вами разговаривать.
- Подожди, Владик, - сказал Борька. - Ребята, тише!
Все перестали гудеть.
- Владик, - сказал Борька, - давай лучше не пузырьки. Хочешь, мы бумагу соберем? Или железо? Только не завтра. Завтра мы на завод идем.