- Конечно, - сказал я. - Если не нравится… так чего же?..
- Это тем более интересно. - Елизавета Максимовна говорила, будто по радио: очень ясно, каждую буковку было слышно. - Ну, а если вам не понравится старший вожатый?
Я не понимал, чего она хочет. Да хоть тридцать раз старший. Если не нравится, значит, не нравится. Если бы я один… Ведь все против Дутова. А когда все против - это же случайно не бывает. Значит, сам виноват.
Я сказал:
- Ну и пускай старший. Если плохой… Только мы ведь их не выбираем. Мы звеньевых выбираем.
- Достаточно, Шмель, - сказала Елизавета Максимовна. - Мы еще к этому вернемся.
- Итак, ребята, - Елизавета Максимовна поднялась с места. - У нас было три кандидатуры: Никифорова, Летицкий, Дутов. Давайте голосовать. Кто за Никифорову?
Все подняли руки.
- Кто за Летицкого? Опять все подняли руки.
- Кто за Дутова?
Никто даже не шевельнулся.
- Кто против Дутова?
Все подняли руки как один. Даже Дутов.
- Ну что же, - сказала Елизавета Максимовна и взглянула на меня. - Давайте на сегодня закончим. Я подумаю, кто может быть третьим звеньевым. И вы подумайте. В следующий раз обсудим. До свиданья.
Елизавета Максимовна повернулась и торопливо пошла к двери. По дороге она еще раз взглянула на меня. И опять как-то странно, будто я не человек, а какое-нибудь растение. Тропическое.
Ребята бросились к выходу. Всем уже надоело сидеть в классе. А я еще немножко посидел. Мне хотелось понять, почему Елизавета Максимовна все спрашивала про вожатых. Но я так и не догадался. Собрал свои тетради в портфель и вышел.
Когда я проходил мимо пионерской комнаты, мне показа лось, что там кто-то поет. Тонким таким голосом. Пропоет несколько слов, замолчит, опять запоет. Я открыл дверь и заглянул.
За столом, положив голову на руки, сидела Лина Львовна. Она не пела. Это мне из-за двери показалось, что пела. Она плакала. У нее даже слезы текли.
Я смотрел на нее и не знал, что сказать. Мне всегда жалко, если плачут взрослые.
А она заметила меня и сказала:
- Иди, Костя… пожалуйста… Зайди после… - И она снова заплакала.
Я закрыл дверь и выбежал на улицу.
Во дворе были почти все ребята. Они по дороге вспомнили, что когда выбирали Летицкого, то даже забыли спросить, какого Летицкого - Мишку или Алика?
- Да все равно, они ведь близнецы, - сказал я. - Пусть будут звеньевыми по очереди. Никто и не заметит.
- Ты, Шмель, можешь не острить, - сказал Мишка Летицкий.
- Извини, Алик, больше не буду, - нарочно ответил я.
- Я вот тебе сейчас дам за Алика, - сказал Мишка.
- А ты разве Мишка? - спросил я.
- А ты сам не видишь!
- Не вижу, - сказал я. - Я думал, ты - Алик. Ребята! А знаете! Лина Львовна…
Я хотел сказать, что видел сейчас, как Лина Львовна плачет, и не сказал. Сам не знаю почему. Я повернулся и побежал в школу. У пионерской комнаты я снова услышал, как плачет Лина Львовна. Тогда я вырвал из тетради листок бумаги и написал на нем:
Затем я положил листок у двери завуча, постучал и спрятался за углом. Я видел, как Вера Аркадьевна подняла листок, посмотрела, пожала плечами и пошла в пионерскую комнату.
Когда я вернулся к ребятам, они уже выбрали Алика. Делать было нечего, но ребята почему-то не расходились. Все начали вспоминать, как не выбрали Дутова. Мне тоже нравилось, что его не выбрали. Тут дело даже не в Дутове. А в том, что мы все делали вместе. Вместе засунули его под парту - теперь пусть попробует кого-нибудь тронуть. А потом вместе его не выбрали.
Это у нас первый раз, честное слово.
Костя стоял у окна и смотрел вниз, на штабеля дров, засыпанные снегом. Сверху двор выглядел как город: дома - поленницы и между ними - улицы, покрытые только что выпавшим чистым снегом. По одной из улиц пробежала кошка, и на снегу остались четкие отпечатки лап. «Можно выследить, - подумал Костя. - Если бы у меня была собака, я бы пустил ее по следу, и они бы подрались».
Мысль о собаке, идущей по следу, натолкнула Костю на другую мысль. Он подошел к столу и полистал книгу «Щупальца осьминога». Хорошая книга, в зеленой обложке, очень тол стая. Там описано, как один шпион…
Зазвонил телефон на столике.
- Подойди, - сказала Зинаида. - Если меня, то нет дома.
- Почему нет, когда ты дома? - сказал Костя.
- Костенька, у меня послезавтра зачет, - взмолилась Зинаида. Телефон все звонил.
- А будешь на меня маме жаловаться?
- Не буду, не буду, - нервно сказала Зинаида. Костя снял трубку.
- Алло! Зину? - Костя искоса взглянул на Зинаиду и ухмыльнулся. - Сейчас посмотрю.
- Ты что, с ума сошел? - прошептала Зинаида.
- А ты сначала объясни, почему ты врешь? А еще - почему я должен врать из-за тебя? - шепотом ответил Костя, прикрывая трубку ладонью.
- Костя!
- Нет, ты объясни. Ну чего ж ты молчишь? Смотри, а то позову. Сама всегда говоришь: Костя да Костя… Врать нечестно!.. А сама - честно?
- Господи! Ну ладно, нечестно! - простонала Зинаида, прикрывая рукою рот.
- Сознаёшься?
- Сознаюсь.
- Так ты запомни, - прошептал Костя. - Алло! Вы слушаете? Зины нет дома.
Едва сияющий Костя повесил трубку, Зинаида бросилась к нему. Костя, хохоча, нырнул под стол и вылез с другой стороны. Зинаида обежала кругом, а Костя - снова под стол.
- Чертежи опрокинешь! - крикнула Зинаида.
- А ты не ври! - отозвался из-под стола Костя. - Вам можно, а мне нет, да?