Грузовик уехал.
- Ну, ребятки, пойдем, - сказал Алексей Иванович. - Будете теперь вы токари.
Мы пришли в мастерскую. Алексей Иванович походил вокруг станков, погладил их. Потом покрутил рукоятки. Чем больше Алексей Иванович крутил, тем больше хмурился. Затем он постелил на пол рогожку, лег на спину и начал высматривать что-то снизу.
- Чего вы смотрите, Алексей Иванович? - спросил Борька.
- Ничего, ничего… Погоди.
- Ой, Алексей Иванович, давайте скорее работать! - завизжала Мила Орловская. - У меня даже ладони чешутся.
- Не визжи! - сказал я Миле. - Не мешай Алексею Ивановичу. Работать еще тебе надо! Сама не знаешь, с какого бока к станку подойти. А если у тебя ладони чешутся, возьми и почеши. Вон, рашпилем.
- А ты знаешь, с какого боку? Ты знаешь? - затараторила Милка.
- Я-то не знаю. Зато я и не визжу.
В это время Алексей Иванович вылез из-под станка.
- Да, ребятки, - сказал он, - тут не визжать надо, а плакать.
- Почему?
- Этим станкам на свалке место, а не в мастерской.
Алексей Иванович сел на табуретку и закурил. Мы никогда не видели, чтобы он курил в мастерской. И вид у него был очень растерянный. Он даже сразу стал какой-то старый, будто ему не семьдесят два года, а сто или больше.
- Алексей Иванович, как же теперь? - спросил я.
- А никак, - сказал Алексей Иванович. - Будешь сверлить дырки. Ты же любишь дырки сверлить. Это шефы называется! Совестно даже. Тьфу!
- Может, все-таки включить, попробовать?
- Эти станки из-за угла включать надо, - махнул рукой Алексей Иванович. - С ними рядом стоять опасно.
В это время раздался звонок, мы пошли в свой класс. Ребята прямо расстроились. Ведь все думали, что мы первые на этих станках поработаем. А я разозлился на толстого директора. Я шел и думал, что бы я с ним сделал, если бы разрешили. Сначала я подучил бы Борькиного братишку, чтобы тот на него плюнул. Потом посадил бы его на пятнадцать суток… Больше я ничего придумать не успел - мы встретили Владимира Ивановича.
- Вот, Владимир Иванович, это шефы называется! - сказал я.
- А что такое?
- Станочки привезли - их только из-за угла запускать.
- Неисправные?
- Им на свалке место! - завизжала Милка Орловская.
- Плохо дело, - сказал Владимир Иванович. - Я помню, вы мне давно про эти станки говорили. И Алексей Иванович их все ждал. Чего ж теперь делать будем?
- Про них надо в суд написать, чтобы их всех уволили! - сказал я.
- Кого - всех?
- Шефов.
- Так уж и всех, - засмеялся Владимир Иванович.
- А чего они? - сказал я. - Они, может, нарочно. Может, они вредители.
- Эх, Костя, - сказал Владимир Иванович, - тебя бы прокурором поставить.
- А чего? - говорю. - Этот директор точно вредитель. Он кричал все время. И про барабаны чего-то говорил.
- Ладно, ребята, - сказал Владимир Иванович. - Суд, вредители - это все хорошо. Только вам ведь станки нужны. Вот вы и боритесь за то, чтобы они у вас появились. Попробуйте без суда.
- Владимир Иванович, - сказал Борька, - но ведь мы же сами станки сделать не можем.
- Верно. Зато многое другое можете.
- Что - другое?
- Подумайте сами. Ладно? Даю вам неделю сроку. Вы же большие. Вместе подумайте. Не может быть, чтобы сорок пионеров с таким пустяком не справились. Ведь это же пустяк!
- Ничего себе пустяк, - сказал я. - Вы, наверно, чего-то про этих шефов знаете.
- Может, и знаю, - сказал Владимир Иванович. - Но вы все же подумайте. Сами.
После уроков, мы остались и думали часа два, но в тот день ничего не придумали.
Утром я сказал Зинаиде:
- А нам вчера два станка привезли.
- Ну и хорошо, - ответила Зинаида. Она одной рукой держала ложку, а другой листала учебник.
- Их только из-за угла включать, - сказал я.
- Ага, - отозвалась Зинаида.
- Ты лучше не агакай, ты лучше придумай, чего делать.
- Что делать?
- Чтобы нам их на хорошие обменяли.
Зинаида перевернула страницу и ничего не ответила. Мне надоело, что она не слушает. Сама же всегда говорит, чтобы я советовался со старшими. А я даже не советовался, очень нужно мне с ней советоваться. Я просто спросил. Потому что сам ничего придумать не мог.
- Я, может, тебя первый раз в жизни спросил. И последний. Это ты учти, - сказал я.
- Отстань, Костя. У меня экзамены на носу.
Я говорю:
- Покажи нос. Никаких экзаменов на нем нет. Очки есть, а экзаменов нет.
- Господи! - простонала Зинаида. - Когда же мама приедет?
Я говорю:
- Правильно. Вот мама приедет, я ей все расскажу: что ты мне ни разу посоветовать не хотела и что ты за едой читаешь…
Зинаида уставилась в книжку, а на меня даже не смотрит.
- От этого еда плохо переваривается, - сказал я. - Ведь ты же сама говорила, что плохо.
А Зинаида на меня внимания не обращает.
- К экзаменам надо готовиться в течение всего года, а не в последний день. Ты же сама говорила…
Зинаида молчит.
- И не горбись за столом. Будешь ходить с искривленным позвоночником.
В общем, я повторил Зинаиде все, что она мне раньше говорила.
Она всегда меня учит, как что делать. А Зинаида молчала. Это она решила от меня отмолчаться. Она знает, что мне неинтересно, если не отвечают.
Тогда я сказал:
- Все равно будешь со мной разговаривать.
А Зинаида - ни слова.
Я надел пальто и говорю:
- У меня вот уроки не выучены, а я гулять пойду.
А Зинаида даже не оборачивается.
Тогда я спустился по лестнице и снизу позвонил из автомата.